сведение же “политического” к “соотносимому с властью” вытесняет за пределы политологии многие традиционно числящиеся “по ее ведомству” субдисциплины. Уже этот краткий экскурс в проблематику профессионального самоопределения “политологии” демонстрирует, что рефлексия “политологической рефлексии”, т.е. методология, абсолютно необходима для осмысления самого предмета “политических исследований”, не говоря уже о их сути и смысле.Почему именно теперь мы стали столь пристально всматриваться в то, что есть и что не есть политология? Видимо, наилучший ответ здесь дан лет двести двадцать назад И.Кантом: “Нет ничего необыкновенного в том, что после долгого изучения известной науки, когда думают, что она Бог весть как далеко ушла, наконец кому-нибудь приходит в голову вопрос: да возможна ли еще вообще такая наука, и если возможна, то как?” До такого рода вопросов науке действительно нужно “дозреть”, пройти путь от “новой игрушки” до воистину профессионального занятия, причем ее общественный престиж должен быть достаточно высок, чтобы подобное вопрошание не угрожало существованию соответствующего профессионального сообщества. Вместе с тем ей требуется овладеть самостоятельным “эзотерическим” профессиональным языком – ибо, обсуждая проблемы бытия Божия с “простецами” на их языке, жреческая коллегия рискует утратить свой сакральный статус. Мало того, корректное описание рефлексии состояния дисциплины мыслимо не на языке самой этой дисциплины, но лишь на метаязыке. Именно использованием – в минимально необходимой степени – последнего и обусловлены некоторые отличия стиля и языка ряда текстов этого номера от традиционных для “Полиса”. Мы понимаем потенциальные затруднения части наших читателей, но не можем и не хотим идти на искажение сути дела во имя простоты изложения. Открывает номер статья В.Гельмана. Наш постоянный автор и член редколлегии предстает в ней в качестве блестящего полемиста, с горьким юмором анализирующего наши общие проблемы. Его наблюдения становятся особо выпуклыми в сопоставлении с недавно вышедшими в журнале текстами Б.Капустина. Конечно, эти авторы вряд ли согласятся друг с другом в части позитивных программ – слишком велики различия в их исследовательском темпераменте и самом устройстве научного аппарата, но диагнозы ими даны практически идентичные. В том же разделе мы публикуем “физиологический очерк” Л.Бляхера. Важнейшим его достоинством нам кажется попытка рассмотреть методологические проблемы современной российской политологии с позиций науки как “социальной системы”, выявить, как влияет на состояние дисциплины общественный (платежеспособный) спрос на ее результат, с одной стороны, и внутренняя коммуникация в сообществе политологов – с другой.В статье В.Сергеева, помещенной в рубрику “Интерпретации”, предложен оригинальный научный аппарат, который, при всей его сложности для гуманитария, способен обеспечить плодотворный импорт в политологию некоторых актуальных идей теоретической физики и математики. Такого, по чести говоря, в социальных науках не происходило с середины 70-х годов прошлого века. При этом есть основания надеяться, что исследовательская логика автора не ведет ни к давно разоблаченной П.Сорокиным квантофрении, ни к вульгаризаторской квазирецепции идеи, как, скажем, в случае синергетического жаргона. Куда более традиционна по форме следующая статья, принадлежащая перу В.Нечаева. Однако, на наш взгляд, она заслуживает не меньшего внимания: политэкономические метафоризации избирателя как инвестора (вкладчика) и продавца, выдвинутые автором в качестве альтернативы метафоре покупателя, позволили ему осуществить остроумную и подтверждаемую наблюдениями типологизацию различных выборов с точки зрения степени вероятности предпочтения избирателем одной из этих трех моделей поведения. Завершает раздел подготовленный А.Казанцевым отчет о круглом столе по методологическим проблемам политологии, проведенном в редакции “Полиса” в октябре текущего года. Необычность этого круглого стола заключается в том, что основную роль в его работе играли молодые исследователи – политологи, социологи, теоретики культуры,