Эти строки нашего традиционного представления номера пишутся в японской глубинке, в городке Нисиномия, что приютился в южной части острова Хонсю неподалеку от Кобе. Именно здесь, среди стыдливой роскоши японской осени, проходит конгресс Японской ассоциации политической науки (Нихон сэйдзигаку гаккай). Мне поручено представлять здесь не «Полис», а РАПН – в виде доклада о том, как российские исследователи оценивают хитросплетения японской политики. Дискуссии проходят на фоне острейшей политической борьбы между ЛДП и оппозиционной Демократической партией накануне всеобщих выборов.

Что бросается в глаза при общении с японскими коллегами? Во-первых, то, что они остаются восприимчивыми к чужим теориям и исповедуют свои социокультурные ценности как нечто открытое переоценке, а вовсе не как безусловное и константное. Японское политологическое сообщество демонстрирует симбиоз самобытности и адаптивности, избегая говорить о прямом "столкновении цивилизаций".

Во-вторых, полтора-два десятилетия назад едва ли было возможно с достаточным основанием говорить о японской школе политических наук как о самостоятельном феномене. Скорее это была школа талантливых эпигонов: японские исследователи в своей массе следовали в русле американской социально-политической мысли и на протяжении четырех десятилетий после войны развивали общественные науки в основном в "парадигме освоения" (выражение А.Д.Богатурова), т.е. заимствовали и копировали американские шаблоны.

Трудно, естественно, определить тот водораздел, который мог бы считаться отправной точкой для более самостоятельного развития японской политологии. Но непреложный факт, что социально-политическая мысль Страны восходящего солнца к началу тысячелетия стала проявлять себя как вполне самостоятельное явление. У японской школы политологии, которой традиционно были свойственны осторожность и нелюбовь к резким оценкам, сейчас наметился некий новый динамизм, который, как считает японский политолог Т.Иногути, имеет двойственное значение. С одной стороны, это – энергия, исследовательский "драйв". С другой, это – непредсказуемость.

Здесь, к сожалению, нет возможности перечислить даже малую часть имен японских исследователей фундаментальных проблем политической науки, которые заслуживают упоминания, и тем более представителей школы страновиков, которая традиционно сильна в Японии. Отмечу лишь сдвиг, происходящий в среде японских политологов в последние годы – постоянно растущую независимость. Японское академическое сообщество – своеобразная группа интересов, обладающая высоким уровнем рефлексии и саморефлексии и вполне эффективно доносящая потребности общества до власти. Японская политическая мысль представляет интерес для нас хотя бы в силу того, что она видит проблемы в своеобразном "дальневосточном" ракурсе, несколько отличном от американского или нашего, оперируя, однако, сходными критериями научного анализа.

Еще одна особенность японской политологии – ее несогласие с концепцией истории Фрэнсиса Фукуямы и нежелание усматривать в глобальных сдвигах конца ХХ в. непререкаемой победы Запада. Вывод этот можно считать весьма характерным для системы взглядов, не склонной к традиционной западной дихотомии. Здесь мы наблюдаем модель мышления, отличную от дилеммы ("или – или, третьего не дано"). Зримо "дано третье": отказ от конфронтации – это скорее сдвиг в сторону синтеза и взаимодействия. "Плюралистический релятивизм", подразумевающий многообразные формы зависимости от внешних и внутренних условий, – это то поле анализа, в котором японская политология, как стало понятно в ходе дискуссий, чувствует себя вполне уверенно. Такой вот сплав зависимостей и независимости!

Отход от схем американской политологии представляет собой особенность не только японской школы политологии (для нее подобный рывок можно считать феноменальным), но и других зарубежных школ (хотя США, несомненно, продолжают оставаться зачинателем и хранителем политологических традиций). Темой номера мы избрали международный политологический дискурс с целью дать панораму самостоятельных и плюралистичных подходов наших зарубежных коллег.Рубрику открывает статья американского политолога Майкла Ханта “Между империей и гегемонией: сумятица в политике США” – не претендующая на фундаментальность, но яркая иллюстрация критического отношения целой группы американских политологов к имперской политике Белого дома. Несомненный интерес представляет и статья видного японского политолога Нобуо Симотомаи “Холодная война в Восточной Азии и ‘проблема Северных территорий’”. Это, пожалуй, образец непредвзятого анализа весьма болезненной темы. Автор дистанцируется от политических пристрастий, вводя в научный оборот некоторые ранее неизвестные архивные источники. В контексте по-прежнему не решенной территориальной проблемы статья профессора Симотомаи дает пример конструктивного, цивилизованного тона, в котором должна вестись дискуссия. Иная тональность у дискуссионной статьи французского политолога Анн де Тенги “Выход из империи: тяжелое наследство”. Автор подробно и нелицеприятно (особенно для российского читателя) описывает создание российской империи, акцентируя болевые – с позиции зарубежных политологов – точки ее исторического становления.Крах империи в 1991 г. был для нас очень болезненным. Сохраняется ли сегодня в России имперское сознание? Свойственно ли нечто подобное и другим нациям, в свое время “вышедшим из империи”? Статья навевает мысли о любопытных исторических параллелях. Кстати, в номере публикуется рецензия Я.Р.Стрельцовой на недавнюю книгу А. де Тенги “Москва и мир. Амбиция величия: иллюзия?” о российских претензиях на grandeur. Уместно, думаю, отметить, что профессора Симотомаи и де Тенги – члены Международного консультативного совета “Полиса”.

Интересны методологические штудии норвежского исследователя Ингара Бенонисена, который на примере парламентской борьбы в Австрии 1930-х годов анализирует дисфункции политической системы, ведущие к фашизму, а также статья Я.Пакульски и Я.Василевски “Циркуляция политических элит: от лис к львам”, в которой метафора Парето становится инструментом исследования польской элиты.

Проблемы элитологии – в центре внимания рубрики “Субдисциплина” настоящего номера, открывающейся яркой статьей О.Гаман-Голутвиной (с продолжением) и ее коллег. В ближайших номерах мы планируем также опубликовать статью О.Крыштановской о российских элитах.

Читатель обратит внимание и на необычный для нашего журнала эксперимент: мы публикуем статью К.Холодковского “Социологическое и историческое в общественном процессе”, написанную ровно 40 лет назад! Тогда еще было не время ее публиковать, но сейчас остается только поражаться прозорливости автора: она нисколько не потеряла своей актуальности и очень современна.

Надеемся, что представленные на Ваш суд статьи как зарубежных, так и отечественных авторов доказывают, что российская школа не уступает в уровне исследований западным. Кстати, Вы уже продлили подписку? Пора!

Сергей Чугров