Энциклопедист-японовед размышляет над монографией “Российско- японские отношения в формате параллельной истории”, подытожившей итоги трехлетней работы интернациональной команды под руководством академика Анатолия Торкунова и профессора Иокибэ Макото по проекту параллельной истории России и Японии. Автор демонстрирует, что российско-японские отношения развивались не сами по себе, но были продуктом общеисторической траектории развития. В начале модернизационного процесса (вторая половина XIX в.) обе страны принадлежали к группе стран “догоняющего развития”. В ходе модернизации картина мира оказалась радикально пересмотрена как в Японии, так и в России. Это видно по изменившейся концепции хронотопа. В Японии начало процесса по пересмотру хронотопа датируется периодом Мэйдзи, в России наиболее ощутимые сдвиги происходят в ходе второй революции 1917 г.: время “до революции” объявлялось ущербным, послереволюционное время считалось началом “новой эры”. Однако несмотря на полную смену правящей элиты представления о государственном пространстве не претерпели кардинальных изменений. После исканий первых послереволюционных лет забота о “собирании земель” и территориальном расширении (как в форме прямого присоединения, так и в форме создания буферных зон) снова сделалась одним из главных приоритетов советского государства. Что касается Японии, то реформы объявлялись там возвратом к идеальным нормам древности. Пространственная концепция была пересмотрена: вместо прежнего замкнутого государственного пространства приходит идея пространства расширяющегося. Как в Японии, так и в СССР руководство ставило утопические цели, что приводило к доминированию силовых методов в политике, примату метафорического (поэтического) языка описания, дефициту прагматики, понижению компетентности и эффективности принимаемых решений. Обе страны позиционировали себя как носителей “света”, который следовало транслировать вовне с привлечением силовых методов. В связи с этим метафоре “борьбы” принадлежало выдающееся место в языковой картине мира. Характерной чертой политической культуры двух стран являлась антропоморфизация государства. В Японии она приняла форму кокутай (“тело нации”). В СССР государство репрезентировалось через фигуру Сталина. В обеих странах государству приписывались человеческие эмоции. Одной из главных из них была “обида” по отношению к внешнему миру.